Из многих описаний поведения аутистов следует, что они испытывают затруднения в общении, осознании значений, усвоении навыков и т.д. Может сложиться ложное впечатление, что аутист имеет какую-то цель, хочет чего-то достичь, осознать, наладить контакт или, наоборот, уклониться от общения, но не может.
В действительности неконтактность при синдроме Каннера не связана со «стремлением к самоизоляции», с «уклонением от реалий мира» и т.п. У этих больных вообще нет целенаправленной активности, тем более волевого регулирования поведения, произвольного управления мышлением, а стало быть, и разумной деятельности.
Синдром Каннера не является следствием недоразвития какой-либо психической функции (когнитивной, аффективной или речевой), приводящего якобы к социальной отгороженности. Аутизм при синдроме Каннера первичен, больной обречен жить вне смыслов привычного нам мира изначально, не вследствие патологического процесса, а по воле генетической программы, и отгороженность его не способ существования или защиты и не пребывание в ином мире (его в нашем понимании у аутиста вообще нет). Это жизнь в иной колее, с иным, по терминологии Ясперса, шифром бытия, рядом, но не вместе с людьми, а вне их. В связи с этим актуально высказывание Крепелина о том, что «нужно в высшей степени критически относиться к мнению, будто то или другое расстройство служит признаком определенного патологического процесса, поскольку многие формы выражения психической болезни определены предуготованными механизмами человеческого организма раз и навсегда».
Неконтактность при синдроме Каннера не бывает большей или меньшей. Привычное для нас общение с аутистом невозможно в принципе. Неконтактность выступает в клиническом контексте, специфику которого, как мы видели, трудно объяснить ретардацией или асинхронией психического развития. Гипотеза патологии развития подразумевает, что в основе синдрома Каннера лежит какой-то процесс с составляющими его звеньями, этапами и закономерностями, отражаемыми в клинической картине. Более вероятным кажется, что синдром Каннера, эта необычная и неэффективная форма психической жизни, запрограммирован в виде матрицы и является следствием нарушений не эволюционного, а генетического уровня.
Если принять, что аутизм Каннера — это жизнь вне привычных, понятных нам смыслов, то не совершаем ли мы ошибку при описании рисунка поведения аутиста, используя слова-обозначения, такие как, например, страх, симбиотическая связь, враждебность, игнорирование, жестокость, увлеченность и т.д.? Обозначения могут вводить и, вероятнее всего, вводят в заблуждение, навязывая психическим проявлениям и действиям (слово «поступок» представляется неуместным) аутиста смысл, которого, скорее всего, нет. Таким образом, сами слова-обозначения теряют заложенный в них смысл. В применении к поведению аутиста Каннера адекватность обозначений-трактовок очень сомнительна. Объяснять бегство аутиста при попытке вовлечь его в игру боязнью детей, сопротивление при попытке посадить на горшок, надеть на него шапку — боязнью «всего круглого», безразличие или агрессию по отношению к матери — игнорированием, враждебностью или жестокостью представляется некорректным. Враждебность к матери — что это? Постоянное чувство? Отдельные всплески на фоне безразличия, идущего рука об руку с симбиотической связью? Что стоит за этим чувством? Отвергание самой матери или ее новой прически? Неприятие непривычного, нового (проявление симптома тождества) или что-то другое? Может быть, боязнь горшка или стрижки ногтей опирается на какие-то глубинные, витальные страхи? Кстати, горшок напрямую связан с гениталиями, а генитальное — витально, наиболее болезненно; отношение к гениталиям трепетное, именно эта зона является предметом особой заботы жертвы и вожделения мучителя, да и иголки неспроста загоняют именно под ногти. При этом страх смерти, свойственный мало-мальски мыслящим существам, и даже инстинктивнооборонительные действия могут отсутствовать. Один каннеровский аутист убегает от края площадки над пропастью, другой равнодушно смотрит вниз, третий рвется прыгнуть в бездну. Насколько адекватны в этих случаях обозначения «страх», «бесстрашие», «стремление», каждое из которых имеет определенное содержание? Тем более что и то, и другое, и третье могут сочетаться у одного пациента.