Игровая и любая другая деятельность аутиста лише­на творческого начала, автоматична и бессмысленна. Неспособность к проникновению в суть игры, отношений, в смысл происходящего делает заведомо невозможным уча­стие такого ребенка в играх и осмысленное общение с ро­весниками в принципе.

Как правило, больной встречает жестким неприятием введение в режим, привычную обстановку, пищу, одежду, маршруты малейших изменений. Бурные протестные реак­ции могут продолжаться часами. Это так называемый фено­мен тождества или симптом сохранения тождества. Трудно даже представить себе, какие проблемы встают перед роди­телями при введении прикорма, замене порванной соски, разбитой чашки, перестановке или появлении в доме новой мебели и т.п.

Переход от ползанья к ходьбе внезапный. Со времени ста­новления ходьба перемежается подпрыгиванием. Нередко аутист начинает ходить и бегать в одни сроки. Походка ме­ханическая, «деревянная», как у робота. Содержательная жестикуляция (указание, согласие, отрицание, приветствие, прощание и пр.) отсутствует. Овладение аутистом навыка­ми самообслуживания вовсе не подразумевает их самостоя­тельное использование.

По непонятным причинам аутист не выносит некоторые шумы (например, от фена или пылесоса), но при этом может часами стоять на улице около грохочущего компрессора, и наоборот. Неясно, что стоит за таким поведением — страх, неприятные ощущения? В то же время может вообще не быть реакции на громкий звук (симптом псевдоглухоты). Пугливость часто сочетается с отсутствием страха высоты, глубокой воды, огня, транспорта.

И для здорового ребенка в раннем детстве нежелатель­ны изменения распорядка дня, частая смена ухаживающих за ним, но постепенно он адаптируется к более гибкому режиму, может оставаться не только с мамой, но и с дру­гими близкими и знакомыми ему людьми. Для аутиста же привязанность к матери носит почти буквальный харак­тер, поскольку даже кратковременное ее отсутствие может оказаться нестерпимым, вплоть до появления психосома­тических реакций (повышение температуры, рвота и пр.). Постоянное присутствие матери становится необходимым условием выживания. Симбиотическая связь аутиста с ма­терью не наполнена теплотой и привязанностью. Мать, как и другие, лишена человеческой сущности и служит обеспе­чивающим комфорт механизмом. При этом у части больных реакция на физический дискомфорт (холод, голод и даже боль) может отсутствовать.

К двум годам у ребенка-аутиста появляется фразовая речь с чистым произношением и сложными оборотами. Особенность ее в том, что она не обращена к окружающим и представляет собой цитаты из сказок, ранее услышанных разговоров, обрывки радио- и телепередач, песен из мульт­фильмов и пр. Речевая продукция не несет конкретной ин­формации, ситуативно не детерминирована, безадресна и не осмыслена. Вдохновляющее родителей «чтение» стихов не может называться чтением, так как представляет со­бой механическое звуковоспроизведение, так называемый симптом фонографа. Речь аутиста, таким образом, не несет смысловой нагрузки и не является средством общения, а стало быть, и социализирующим фактором.

Богатый словарь и хорошая механическая память могут создать ложное впечатление необычной интеллектуальной одаренности. Этому способствуют и застывший, обращенный в пространство взгляд, гипомимичность, отрешенное выражение лица, лишенный детскости внешний облик. Богатый словарь и память могут быть у имбецила и ком­пьютера. Сами по себе они (память и словарь) ничего соз­дать не могут, предпосылки интеллекта не тождественны интеллекту. Поведение аутиста свидетельствует скорее об интеллектуальной нищете. В его действиях нет осознан­ности и целенаправленности. Вряд ли правильно видеть в ощупывании или обнюхивании окружающих предметов или людей познавательный акт, пусть даже архаический в фило­генетическом отношении. Животное, осязая и обнюхивая, получает информацию, на основании которой формирует отношение к объекту «изучения». За ощупыванием аутиста не стоит ничего. Отношений с окружающим не строится, так как нет осознающего себя субъекта — строителя отно­шений. В связи с этим говорить не только о высоком интел­лекте, но и вообще о какой-либо интеллектуальной работе не приходится. Войти в осмысленный речевой контакт с ау- тистом, получить ответ на вопрос невозможно. Из-за отсут­ствия контакта и неадекватности самих тестов результаты тестирования интеллекта не могут считаться не только до­стоверными, но даже просто информативными.